Мария МИТИНА. История одной звезды
Это произошло далеко-далеко, на перепутьях солнечной системы. На Марсе, Венере или... Смотри, сколько звезд под сводами небесного купола! Выбирай любую и пиши на ней свою историю. Однако есть среди них та, что недоступна нашему глазу. Марин Мирою, школьный учитель астрономии, прожужжал о ней все уши. Когда он вычислил ее на карте, то долго думал, как назвать. А потом наградил нежным именем «Мона». Так величали одну бабочку-прелестницу, которая по воле случая залетела в его невзрачную обитель и чуть не осталась в ней навсегда. Мо-на. Когда произносишь два этих коротеньких слога, возникает ощущение, будто по щеке гладят лепестком фиалки... Мартовскую премьеру мелодрамы М. Себастиана «Безымянная звезда» ждали в Русском драматическом театре с нетерпением. Новость о том, что с нашей труппой снова работает Сергей Юнганс, молодой оригинал из Екатеринбурга, заинтриговала и раззадорила зрителей, еще не успевших «оправиться» от его режиссерского воплощения «Орфея и Эвридики» Ж. Ануя.
Спектакль «вытекает» из перезвона китайских колокольчиков, словно за слоями стратосферы перешептываются космические планеты. Иногда они ударяются друг о друга и разбиваются на десятки осколков, которые вдруг покорно приземляются на нотный стан и сливаются в томную, ненавязчивую мелодию. Причем на первый взгляд весь этот звуковой мираж никак не вяжется с изображением. Художник Булат Ибрагимов, приглашенный из Татарского государственного академического театра им. Г. Камала, решил не перегружать сцену, нагнетая необходимое состояние минимальным количеством средств. А что, собственно, нужно для зарисовки провинциального городка, где нет воды, не горит свет, не притормаживают поезда и время топчется на месте? Здесь все про всех знают, и стоит тебе только «обзавестись» секретом, как он мгновенно превращается в достояние общественности. Нагромождения коробок и ящиков, похожие на грубую коросту, складываются в вокзальную станцию в тесном румынском захолустье, прозябающем в слякоти, мусоре и нищете. Но чем неотесаннее среда, тем изысканнее и пышнее цветут в ней сады человеческих взаимоотношений. Ведь тут поселились такие же люди, не лишенные чувств, мыслей и желаний. Они не виноваты в том, что вокруг них не столичный Бухарест, и неяркость пейзажа вовсе не предполагает неяркость душ, а даже наоборот.
Взять хотя бы мужеподобную Мадемуазель Куку, решенную Людмилой Казимир обозленной овчаркой-ищейкой, рыщущей по вокзалу, вынюхивающей добычу и рявкающей на всех без разбору. Её тело перекошено от распирающей ярости, жесты резки и угловаты, реплики с трудом протискиваются сквозь зубы-кусачки, да и те скрежещут и лязгают подобно сотням напильников. Но в какой-то момент выясняется, что непроницаемая агрессия – не более чем защитная реакция. Когда железная маска ненависти спадает с лица героини, нам открываются водянистые, точно речные полыньи, глаза, горюющие о надеждах, обидах и женском счастье. Или обратите внимание на чудаковатого композитора Удрю, интерпретированного Сергеем Куклиным сплошным ходячим абсурдом, неисправимым тюфяком, мямлющим что-то невнятное и нелепо переминающимся с ноги на ногу на пороге спектакля. Пусть он не умеет нравиться соседям, застенчив, неуверен в себе, но зато... одержим музыкой вплоть до мизинца на неустанно дирижирующей руке. У него, как у Бетховена, топорщатся волосы, словно сено из стога, а в голове назойливо «орудует» вечный джаз-банд, отданный «на откуп» мэтрам нашей сцены в составе Галины Холопцевой, Татьяны Яфановой, Антонины Егоровой, Бориса Кукина и Наталии Лосевой. А есть еще начальник вокзала Дмитрия Фадейчева, вручную передвигающий стрелку на центральных часах и, очевидно, нашедший в этом занятии свое призвание; темпераментный до неприличия кондуктор Ларисы Мальцевой, готовый «загадить» своим смачным лексиконом всю платформу; запойный грузчик-алкаш Исмаила Махмутова, собирающий фингалы, как грибы, и еле ворочающий опухшим от цуйки языком. Для того чтобы подчеркнуть внутреннюю красоту каждого из этих «экземпляров», действие испещрено восхитительными замираниями, некими любованиями моментами, когда сюжет застывает и уступает место танцу.
Вообще движение – это как кровеносная система спектакля. Хореографы Светлана Краснова и Альбина Юлмасова индивидуализируют массовку, придумывая для всех ее участников свой характер. Какая-то грымза с сальными, отвратительно прилизанными волосами и блестящим от жира лбом в панике трясет сумкой-громилой. Потом мы узнаем, что это и есть та самая Мадемуазель Куку, а пока – просто образная «затравка», подборка штрихов к будущему портрету. Несмышленая пигалица низенького роста в школьной форме и с жиденькими косичками-сорванцами, своенравно торчащими из-под берета, шныряет между грудами пыльных коробок, воровато озираясь по сторонам. Знакомьтесь, перед вами Замфиреску. Десятки ее сверстниц ошиваются на перроне, «строя глазки» высовывающимся из вагонов военным, но почему-то именно она в претворении Татьяны Володиной регулярно попадается в когтистые лапы-капканы Мадемуазели Куку. Осунувшийся от голода и холода бродяга мирно посапывает в ящике из-под овощей, окончательно выбившись из сил. Одинокий зевака бесцельно слоняется взад и вперед, безуспешно пытаясь внушить себе интерес к жизни. Болтливый торгаш Александра Володина деловито перебирает тару, демонстрируя окружающим всю важность и незаменимость своей персоны. А вот молоденькая модница Елены Беспаловой, вырядившаяся на вокзал, как на подиум, заигрывает с неким господином... Здесь нет второстепенных персонажей – уж слишком большая ответственность лежит на каждом из исполнителей. Даже тот, кому за весь спектакль не суждено произнести ни слова, вкрапляет в общий рисунок свой неповторимый штрих. Дескать, в таком малюсеньком населенном пункте любой житель на вес золота.
Среди фигур масштабной групповой композиции – неприметный учитель астрономии Марин Мирою, отягощенный грязью на дорогах и в умах, и аристократка Мона, втайне от бога занесенная в сей заросший скукой уголок. Бывает, встречаешь человека и вдруг понимаешь, что он рожден исключительно для тебя. «Сносит крышу», пьянеешь от внезапного ощущения счастья, которое ударяет в голову подобно шампанскому, хочется кричать и прыгать до потолка... Актерскому дуэту Оксаны Ананьевой и Александра Смышляева, возможно, не хватило экстрима, когда наплевать бы на самоконтроль, отпустить тормоза и на бешеной скорости въехать в любовные авантюры. Эти же двое вели себя деликатно, не позволяли друг другу слишком безумных безумств. Их отношения продвигались крадучись, настороженно, словно на пуантах. Кстати, на них Мона и вплывает в спектакль, млея в зефире воздушного платья, пародирующего балетную пачку, с видом умирающего лебедя, сосредоточившего в себе лень, сладковатый запах духов, возбуждающую беспомощность и щекотливые перепады настроения. Этакий гений чистой красоты, немного взбалмошный, немного манерный, зябнущий в оковах ожерелий, браслетов и диадем. Фифа, для которой Марин вместе со всеми своими теориями и гипотезами – не более чем занятные каникулы в перерыве между казино и примеркой нарядов в дорогом бутике. Малейшая неаккуратность, и вся ее покачивающаяся, как стебель цветка на ветру, натура рухнет, рассыплется на тысячи хрусталиков. Но постепенно Мона материализуется, облачается в реальные очертания и скидывает пуанты, соскальзывая на твердую бренность. В зачарованном, отрешенном голосе назревают теплые нотки, точно озеро оттаивает ото льда. И все это под влиянием Марина, растопившего ее алмазное, прихваченное морозом сердечко бурным откровением о своей звезде. Но ведь и она подарила ему чудо – никто прежде даже слышать не хотел о его открытиях!
И вот так сразу, смело и свободно они шагнули в их первое утро вместе, ненароком разразившееся шумной румынской свадьбой, начиненной песнями, плясками и тостами под гомон цыганской гитары. И как только Марин и Мона решили для себя, что будут вместе, действительность преобразилась, словно к ней прикоснулась кисть живописца. Актеры оделись в яркие фантазийные костюмы. Выглянуло солнце, закипела жизнь, и вокзальные часы завели свою цифровую шарманку (об этом не сказано в сценическом повествовании, но наверняка так оно и было). Рассеялась безрадостная серость, и день, расцвеченный внезапной радугой, улыбнулся, воспрянул духом и вошел в будущее горделиво и решительно. Любовь героев расколдовала этот городок... И даже пессимистичный финал-расставание, уготованный драматургом, оказался постановщикам нипочем – те ловко обхитрили автора. Да, Мона и впрямь покинула Марина (в машине, припаркованной во дворе, ее поджидал богатенький покровитель Григ в исполнении Александра Шаповалова), но... Всего через несколько суток, месяцев или лет она вернулась. Впрочем, какая разница? Главное, Мона и Марин жили долго и счастливо, у них родилось много детишек, балетная пачка навсегда сменилась ситцевым платьицем, а мир вокруг продолжал оставаться веселым и красочным.
Мария МИТИНА