Евгения БАСОВА.

Критический реализм возвращается?

Александр Козлов. «Производственный триптих» («ЛИК»,  № 1, 2012), «История одной блаженной» («ЛИК», № 2, 2013). Повести.

Повесть «Производственный триптих» может показаться кому-то антиутопией. В ней – жутковатые интерьеры цехов, все гремит и вибрирует. Но как говорит один из персонажей, здесь только «на первый взгляд преисподняя, а на самом деле обыкновенные техпроцессы да вредные условия труда». И я читала и удивлялась, как все узнаваемо. Ну, может, краски немного сгущены... А может и нет. Художественное произведение предполагает свой особый взгляд на то, что берешься описывать. У Александра Козлова этот взгляд есть. В то же время описанное им наверняка будет близко множеству людей.
Сама я в свое время работала на заводе. Там тоже люди жаловались на низкие зарплаты и на страшный холод в цехах. А руководство, как и в повести Козлова, твердило: «Только рост производительности труда способен обеспечить хорошее жалование». Рабочие же утверждали, что в имеющихся условиях, на том оборудовании, которое есть, лучше работать невозможно. И при этом чувствовали, что говорят с руководством на разных языках. И генеральный директор тоже ходил по цехам в сопровождении двух телохранителей. На всякий случай.
Что же касается руководителей среднего звена, то их прессовали и сверху, и снизу, они часто оказывались буфером между рабочими и высшим начальством. Были у нас такие, кто приходил на новое место с энтузиазмом, как Александр Васильевич, новый начальник цеха в повести Козлова. Но вскоре такие люди начинали чувствовать свое бессилие что-то изменить. И причина тому – всеобщее равнодушие: «Одних до равнодушия довело отчаяние и безденежье, а других – сверхприбыли… Суть в том, что равнодушие имеет разрушительную силу… И в нем самом прочно сидит равнодушие…»
Но повесть – не бытописательство. Автор, рабочий одного из чебоксарских предприятий, не только досконально знает то, о чем пишет. Он еще и умеет переплавлять действительность в художественную ткань, создавая именно литературное произведение. У него получился объемный и ощущаемый мир – это то, что иногда называют «литературой 3D».
Необходимая принадлежность хорошей литературы – психологизм, и автор умеет показать разных своих героев, как положительных, так и отрицательных, изнутри. В повести действуют начальники разного уровня – у них есть фамилии, имена, отчества – и рабочие, у которых имен-фамилий-отчеств нет. Все это им заменяют табельные номера. Среди героев есть «табельная единица 47841» – лирический герой, альтер-эго автора.
Козлов со знанием дела описывает «два большущих дробомета с развернузнутыми пастями, из которых зияли каучуковые языки лент и серебристые гланды спецзащиты…» и прочее заводское оборудование. Эпиграфами к главам служат цитаты из Ф. Ницше и рок-звезды 80-х К. Кинчева – все это добавляет жути и безнадежности.  Но и среди бездушного железа и бездушных отношений между людьми все-таки нельзя совершенно забыть о добре и о том, для чего люди приходят в этот мир. «Дом построить, березку али дубок посадить, детишек на ноги поставить… Это, скажу я вам, главное», – рассуждают старички в троллейбусе, которые через несколько минут странным образом вместе уйдут из жизни – улетят туда, откуда не возвращаются. И встретятся там и с  начальником цеха, который на новой должности заработал обширный инфаркт, и с гендиректором, ходившим с охранниками, но охрана не спасла его.
Повесть в который раз ставит вечные для России вопросы: «Что делать?» и «Кто виноват?».  Но ставит свежо, исходя уже из нашей современности.  Возможно, перед нами – образец критического реализма, возрожденного на новом этапе. Капитализм вернулся в страну, а вместе с ним вернулось расслоение населения и желание части людей сделать так, чтобы остальные работали как можно больше, а труд их стоил как можно дешевле. История, говорят, развивается по спирали. А значит, начала зарождаться (или возрождаться) реалистичная литература, показывающая, что так – нельзя... Но так – есть.
Несомненно, писатель Александр Козлов – одно из самых ярких открытий журнала «ЛИК» за  последние годы. Во втором номере за 2013 год вышла еще одна его повесть – «История одной блаженной». Та же манера письма и то же видение мира, что и в первой повести, и все же вторая сделана иначе. В ней автор поднимается на новую  ступеньку, демонстрируя тем самым свой потенциал, стремление к развитию заложенных в нем способностей.
Новое произведение получилось удивительным. Его и к критическому реализму не отнесешь. Автор идет от старой традиции, от литературы, существовавшей до Пушкина и до его предшествен-           ников – представителей романтизма и классицизма. Истоки такой литературы – в житиях святых, в неканонических, «ходящих» в народе историях о блаженных – бессребрениках, городских юродивых.
Сколько веков ни пройдет – юродивые остаются юродивыми. Роза, героиня Козлова,   бродит по улицам с тележкой, собирая в нее камни да мусор, а сама тем временем высматривает кругом бесов. «Бесы нынче разум, сердца и души такой вязкой и приторной тьмой обволакивают, что сладко зевается. А Розонька все видит и чует. У нее дар, что ли. А как узрит человека, который готов принять дурной помысел от беса, либо самого беса узрит в человеке, так тут же гневом и воспламеняется». Гнев, понятное дело, выражается в шумных обличениях, а кому-то «и тумака, и пинка поддать порой приходится <...> и... какашкой собачьей в физиономию бросит».
Бесов, по мнению Розы, становится все больше и больше. Соседи, заботящиеся о юродивой, выражают эту мысль более привычными словами: «И митингуй – не митингуй, но все равно капиталист свое возьмет, а тебе – дырка от бублика, штраф либо темница». Как видим, в новой повести Козлова опять речь идет о неправедно нажитом богатстве, неправедных деяниях сильных мира сего.
Можно сказать, что несправедливость – это фундамент, на котором строится все произведение. Местами автору хочется возразить, сказать, что он сгущает краски, что жизнь – не такая мрачная... Но ведь каждый писатель волен создавать свое собственное художественное пространство! А то, что Козлову это удалось, говорит о его литературном мастерстве. В его пространстве – квинтэссенция той  безысходности, которую мы видим походя, изо дня в день, но она, к счастью, разбавляется чем-нибудь добрым и светлым. При этом сам автор волен свои краски не разбавлять. Он и не разбавляет – почти.
Однако то, что выстраивается у него в результате, уже не отнесешь однозначно к остросоциальной литературе. Козлов в своей повести поднимается до притчи, до широчайших обобщений, до рассуждений о мироустройстве,  тайнах бытия. Ему удалось соединить трудносоединимое. Персонажи в повести очень живые. Все мы встречали таких людей, и не раз. Читая, их сразу же узнаешь, а у кого-то даже чувствуешь запах – редким авторам удается описать своих героев так ярко и выпукло.
И в то же время это символичные, эпические фигуры. Не люди – знаки, образы. Часто ли в наши дни встретишь бабушку, потерявшую всех своих мужиков? Мужа у нее отнял Чернобыль, старшего сына – Афганистан, младшего – Чечня, а среднего «на квартире какой-то жестоко убили»... А у Козлова такая бабушка Мотя выглядит вполне естественно, в ее существование веришь. Полностью одинокая, потерявшая и семью, и дом, она идет жить к соседке, которую все считают сумасшедшей, и всячески заботится о ней, берет ее под свое крыло.
Она тоже – своего рода святая. И в то же время это современный живой человек. Интересно, что в разговоре она упоминает неизвестного Розе Льва Николаевича – и за одной этой деталью уже угадывается некоторая образованность, оставшаяся из прошлой жизни. Кем она была? Может, учительницей?
Александр Козлов еще только начинает печататься, однако уже в первых своих произведениях он мастерски использует детали, умеет в двух словах дать читателю представление о человеке. Очень узнаваемо показаны соседи Розы – Телины, Михаил и Зинаида. Это рабочие люди, и, пожалуй, ключевое слово к ним – совестливые. Они считают  необходимым заботиться о своих немощных соседях. Очень жизненно изображена их речь. «Да и то, скажу, что я уж скоро на пенсию выхожу. Вредность выработала, слава богу. С картошкой поможем, выкопаем картошку», – говорит Зинаида. Муж ее обращается к блаженной соседке: «...если сомневаешься в чем, то лучше не делай. У меня спроси, время найду и выслушать, и прийти».
Эти немногие реплики  – точно штрихи, которыми автор быстро и четко рисует своих героев, раскрывает их характеры. Случайно ли выбрана их фамилия? Она вызывает ассоциации с теленком – мирным, ласковым существом, слышится в ней и слово «тело». Может быть, автор хотел подчеркнуть, что в жизни Телиных важней тело, а не душа? Мол, добрые, хорошие люди, но до святости не дотягивают? Святая здесь – блаженная Роза.
Композиция повести несколько озадачивает. Вот здесь – ключевой персонаж умер, а вот, несколько страниц спустя, он ходит, как ни в чем не бывало. Подобные ретроспективные построения, конечно, допускаются в литературе, если при этом понятно читателю, что здесь именно ретроспектива, а в действительности сначала было то-то, а потом – то-то. А мне временами казалось как-то не очень и понятно...
Заканчивается повесть, как и «Производственный триптих», опять-таки вознесением в неведомые сферы. Но только возносятся на этот раз не души только что умерших, а  вполне живая Роза, за которой прилетают неведомые существа из неведомого мира.
Куда ее забирают, зачем? Для чего она была среди нас на земле? Неизвестно... И когда пытаешься понять, как автор закончит свою повесть, что произойдет с его блаженной героиней в нашем вполне реальном мире, такой фантастический конец несколько разочаровывает.
Возможно, автор просто не знал другого конца. Да и кто знает? Что нам известно о блаженных, о том,  какова природа юродства?
И почему получается так, что безумие все больше и больше захватывает окружающий нас мир, так что уже человек, которого считают ненормальным, на самом деле оказывается не таким уж и безумцем, потому что не поддается сумасшествию, царящему кругом? Где она – норма?
Надо сказать, в повести  есть еще один сумасшедший: бомж, которого Роза встречает в полиции. Мало кто стал бы общаться с таким человеком, слушать его невнятные монологи. Ну, разве что блаженная... А ведь он рассказывает свою теорию устройства мира, говорит о других мирах, в которых только и возможна разумная жизнь, устроенная по справедливости.
Хотелось бы, чтобы по уму и по справедливости строилась и наша жизнь. Впрочем, мир многообразен и справедливость у всех своя. У  «мужичков облика холеного и взгляда скользкого» тоже наверняка есть какие-то свои представления о том, что было бы правильно. А кому-то из простых и совестливых людей не понравились бы размышления бомжа, который, как ни крути, все же не работает, а хочет жить лучше. Нет, главное в повести – не социальная тема. Здесь – попытка подняться до философии, найти ответы на  мировоззренческие вопросы...
Подождем новых повестей Александра Козлова?