Атнер П. Хузангай. Что такое аванмарт?

Что такое
             хорошо
    и что такое
             плохо?
             В. Маяковский    

Я познакомился с Виктором в конце 80-х годов прошлого века. Тогда в разных точках чувашского мира происходило национальное брожение, на дрожжах пробудившегося самосознания и усилий отдельных личностей возникали чувашские общества, культурные центры  и иные формы объединений. Ульяновск-Симбирск в этом отношении занимает особое место, там была Чувашская учительская школа И.Я. Яковлева, просветителя и патриарха чувашской нации. «Птенцы яковлевского гнезда» составили первую когорту чувашской интеллигенции, которые ярко проявили себя в разных сферах творчества: поэзии, музыке, науке. Не буду называть имена, они широко известны. В конце 80-х в Ульяновске возникла инициатива по созданию Чувашского культурно-просветительского общества им. И.Я. Яковлева. Были активисты, и одним из них Виктор, тогда еще Егоров. Проходили дискуссии, обсуждения, споры, в которых и мне приходилось участвовать. Так мы и познакомились.
Уроженец Ядринского района (село Чебаково) после окончания в 1983 году естественно-географического факультета Ульяновского пединститута  обосновался в Ульяновске. Преподавал в лицее № 40 при Ульяновском госуниверситете, в Суворовском училище. Преподает и до сих пор. В художественном пространстве Чувашии он довольно шумно объявился выставкой «Чёвашла коммунизм» (Чувашский коммунизм) в 1991 году. Выставка проходила в РНМЦ. Были представлены графика, объекты-инсталляции (например, наполовину опорожненная бутылка водки со стаканом, деревенские галоши и др.), скульптуры. Иронически изображенные «музы» перестройки: «демократизация», «гласность», «плюрализм», «консенсус», «свободный рынок» и др. Тогда этими понятиями жонглировали избранные действительно в результате свободных выборов народные депутаты СССР и РСФСР, это был ходовой товар. Так Виктор прощался с «единственно верным учением» – комидеологией. Что это было за явление? Нечто близкое к соц-арту, довольно модному в России в те годы течению, адепты которого осмеивали, иронизировали над советскими фетишами. Но сам Виктор предпочитал другой термин: аванмарт (чув. аван 'хороший' + мар + 'не' + лат. Art 'искусство') =  «нехорошее искусство». Этот неологизм мне напомнил о мовизме. Известный советский писатель Валентин Катаев в 60-х годах прошлого века написал несколько повестей в новой для себя стилистике, где в свободном потоке ассоциаций сплавлялись воедино воспоминания, путевые заметки, цитаты, рассказы («Маленькая железная дверь в стене», «Святой колодец», «Трава забвения», «Кубик»). Не без эпатажа, хотя и не всерьез, Катаев объявил себя «основателем новейшей литературной школы мовистов, от французского слова mauvais – плохой, – суть которой заключается в том, что так как в настоящее время все пишут очень хорошо, то нужно писать плохо, как можно хуже, и тогда на вас обратят внимание…»
Возможно, что и Виктор тогда решил выставить аванмарт в пику социалистическому реализму. Соцреализм – искусство хорошее, аванмарт – нехорошее, плохое. Но это противопоставление скоро потеряло всякий смысл, остался плоский, без «соц», реализм и множество всяческих других «измов». Обозначение аванмарт перестало быть именем некоего художественного течения, а стало псевдонимом его создателя. Теперь все мы знаем Виктора Аванмарта, но редко кто вспоминает его настоящую фамилию.
Аванмарт знакомится с чувашскими скульпторами Петром Пупиным, Владиславом Зотиковым. Федора Мадурова и художника Владимира Агеева он считает своими наставниками в искусстве. Как и многие сотоварищи по художественному цеху (Праски Витти, Станислав Юхтар, Сандр Пикл, Балтай Мигусь), он начинает изучать орнаменты чувашской вышивки, считая ее своего рода «священным писанием»*. Он даже выводит на основе расшифровки (?) вышивок своеобразные заповеди, называя их «вехами в пути, которые предназначены для того, чтобы пройти от правнука до прадеда, и не сбиться» (подробнее о чувашской вышивке и девяти заповедях ненасилия см. в его статье «Пока Гог и Магог не пришли» // «ЛИК», 2005, № 2. С. 118–127). Хотя, на мой взгляд, там скорее говорится о связи поколений, чем о ненасилии, разве что девятая заповедь о сбережении природы вписывается в тему. Недаром во дворе лицея № 40 двадцатилетие своей деятельности на педагогическом поприще он отметил воздвижением вместе со своими учениками «Колонны единения народов и связи поколений».
Вообще, «философия» В. Аванмарта во многом отталкивается от постулатов этнопедагогики Г.Н. Волкова (он, кстати, писал в свое время о чувашской культурной традиции как цивилизации ненасилия).  Но философия философией, нас же больше интересуют «вещи» художника. Что он сотворил?
Есть у него графика, работы маслом, в камне, деревянные скульптуры. Так, в 1994 году он выставил целый цикл графических работ по мотивам стихотворений Геннадия Айги («Сталкиваться, чтобы звенеть». Чебоксары, Литературный музей им. К.В. Иванова). Более всего, как мне кажется, Виктор предпочитает работать с деревом. Мягкий (иногда твердый), податливый материал, имеющий свою внутреннюю структуру, которую должен почувствовать резчик и свой замысел подчинить этой плавной линии («Боянъ бо вьщий, // аще кому хотяше пьснь творити, // растекашется мыслию по дрьву…»  –  «Слово о полку Игореве»). Многие его скульптуры – это воспевание женского естества, вечно женственного: «ewig Weibliches». У В. Аванмарта, «певца женских фигур», есть один предтеча. Это скульптор Вадим Сидур (1924–1986), который, правда, работал в основном в металле, собирая на свалках выброшенные батареи парового отопления, части автомобильных моторов и т.д. Но дерево он тоже любил и говорил даже так:

                поленницы дров в сарае
                предвестницы новой скульптуры
                чудеснее девушек голых.

Обращаясь к своим работам цикла «Женское начало» (70-е гг.), он обозначал их «как невозможные в природе растения, плодами – молодыми девушками, неясными изваяниями…».
Такого рода невозможные женские тела мы видим в скульптурах Аванмарта: «Ангел белый, ангел черный», разные варианты Ники, «Вера. Надежда. Любовь» и др. Они смутны, неясны, не имеют лица. Небольшие по размеру (около 50 см) и стоят отрешенно, как бы погруженные в некое мечтание. В них есть особый целомудренный эротизм. Впрочем, несколько скульптур из этого «женского ряда» более крупных размеров можно видеть в этнокультурном парке на территории санатория «Чувашия».
Вот уже несколько лет подряд Балтай Мигусь, как идейный вдохновитель и руководитель проекта парка, проводит симпозиум скульпторов, которые работают и затем устанавливают новые скульптуры в стилистике юпа (Древа Жизни – Arbor Mundi). В. Аванмарт неоднократно участвовал в работе этого уникального симпозиума. Он вообще любит принимать участие в коллективных действах, объединяя усилия со своими коллегами. Став членом Союза чувашских художников, регулярно выставляет свои работы на их вернисажах. Также он активно проявил себя в «Айги-Фесте – 2008», создав вместе со Славой Эткером юпа в честь Геннадия Айги в этнокультурном парке.
В. Сидура западные ценители его искусства часто называли «советским Генри Муром»**. У Сидура много скульптур, в которых выражен протест против жестокости войны, насилия. Я называю эти имена не для того, чтобы обозначить источники, из которых черпал В. Аванмарт. Но все же, очевидно, что у каждого художника есть свои пристрастия, точки притяжения. Искусство непрерывно…
Виктор Аванмарт также известен как автор оригинальных проектов. Так, вместе с учениками-суворовцами он сооружает памятник «Колобок на пеньке». Или устанавливает недалеко от своей «малой родины» памятник букве «Ё», обозначив тем самым место деревни Ёлкино, которой уже не существует.
…Одной из последних культурных акций, где он также смог заявить о себе как скульптор по дереву, было общенародное эрзянское моление «Раськень Озкс» (проходило 13 июля 2013 года в селе Чукалы Большеигнатовского района Мордовии и собрало более пяти тысяч человек). Тут, наверное, сказался древний зов эрзянской крови (село Чебаково по-чувашски называется Ир=е, то есть, скорее  было когда-то мордовским поселением). И не от Степана ли Эрьзи (1876–1959) идет эта любовь к работе с деревом? Правда, великий мордвин имел дело с экзотическими, вывезенными из аргентинской сельвы породами: альгарробо, кебрачо, урундай. У нашего Виктора это наши родные деревья: липа, дуб, ветла. Он природосообразный человек, уважающий чувашскую традицию. Но в лучших своих работах ему удается «чувашское» соединять с универсальными смыслами.

Атнер П. Хузангай