Мария ЕВСЕЕВА. Национальное кино: возвращение к классике

Зрелищно, самобытно, стремительно. Как в старые добрые времена, только сквозь призму крупных планов, «свежих» ракурсов и неожиданных драматургических акцентов. То, насколько активно фильм Андрея Васильева «Нарспи» завоевывает культурное пространство, в очередной раз доказывает острую потребность современного поколения именно в таком прочтении классики. А как же иначе? Разве можно устоять перед национальным шедевром, когда содержание, знакомое еще нашим дедам и прадедам, обретает новые формы? Бесспорно, на сегодняшний день в кинематографической сокровищнице республики не найти более характерного, выдержанного в лучших традициях и вместе с тем по-хорошему молодежного образца национального искусства. К съемкам, длившимся на сцене Чувашской государственной филармонии около месяца, и обработке видеоматериала, занявшей более года, были привлечены лучшие творческие силы республики. Это студия SNEAKY FILM COMPANY, операторы Евгений Герасимов (студия Chebmotions), Данила Алимасов (студия ААА) и, конечно, уже полюбившиеся исполнители. Киноверсия эпохального мюзикла, буквально перевернувшего нашу культурную историю семь лет назад, уже была показана в Малом зале кинотеатра «Мир Луксор» и произнесла свое музыкальное слово на конкурсе «Кинематограф малых народов» VII Чебоксарского международного кинофестиваля, где получила две награды. Это Специальный приз жюри за экранное воплощение памятника чувашской национальной культуры и Диплом за достойное участие в организации и проведении кинофестиваля и формирование его положительного имиджа.
О подобном успехе можно было только мечтать. Начнем с того, что в нашей республике кинопроизводство не развито в принципе. Согласитесь, такие работы, как разбитные комедии Александра Степанова-Пёртта «Гуляка» и «Молодая француженка похитила сердца», криминальная мелодрама Владимира Синяева «Последняя кража», социальная клякса Владимира Карсакова «Падшая женщина» и философское извержение Вячеслава Оринова «Я тоже хочу быть счастливым» не представляют особой художественной ценности. Впрочем, на конкурсный показ они и не претендовали. Вот и получается, что, с одной стороны, кино у нас вроде делают, а с другой – как бы и нет. Молодой режиссер Андрей Васильев даже не надеялся, что его работа попадет в конкурсную программу. Но продукт получился действительно достойным – таким, какой не стыдно представлять от родной республики. То, что сразу после премьеры, будто «с корабля на бал», фильм попал в фестивальный конкурс и заявил о себе перед такими авторитетами отечественной и мировой киноиндустрии, как критик Елена Стишова, режиссер Сергей Анашкин и сценарист Денис Осокин, огромная удача. Потому что одно дело – вести беседы с самим собой, а другое –  «c пылу с жару» нырять в международный бассейн и определяться с местом в неисчерпаемой нише национального творчества.   
Кстати, для погружения в эту самую нишу чебоксарским киноманам была предоставлена почти неделя. Как оказалось, действительно хорошо там, где нас нет – например, в Бурятии с «Булагом» Солбона Лыгденова или Башкортостане с «Горьким медом» Айнура Аскарова. Правда, возникали еще Македония с «Пресвятой Богородицей» Весны Димитровой-Бобевски, Хакасия с «Чатханом» и «Тайной Хуртуях Тас» Юрия Курочки и Татарстан с «Гастарбайтером» Ильшата Рахимова и «Концом игры» Максима Швачко, но как-то «между прочим», неуверенно и на цыпочках. А вот подлинным очагом кинематографа малых народов вспыхнула Якутия. Оказывается, там, в далеком северном краю, ежегодно выпускаются около двадцати фильмов, многие из которых появляются на экранах кинотеатров республики и выпускаются на дисках. В Якутии есть свои профессиональные кинорежиссеры, киноактеры, кинокритики. Они нередко представляют свои работы на фестивалях в Москве и Санкт-Петербурге. Мы же «сунулись» в настоящее кинодело практически впервые, во всяком случае, если говорить о современности... Значит, все еще впереди. И суть не во временных протяженностях, жанровых принадлежностях или съемочной манере. То есть даже добротная полнометражная лента может проиграть незатейливой короткометражке. Даже суровая документальная глыба способна на «мейнстримовый прикид», затмевающий любую артхаусную бляшку.
Конечно, когда кинопроизводство функционирует с интенсивностью машинного двигателя, тягаться с их авторами невероятно сложно. Постановочный язык якутов прост и начисто избавлен от концептуальных двусмысленностей, столь любимых современными мастерами. От этой драматургической прозрачности и восхитительной наивности полотно становится еще более самобытным и специфически натуральным, необузданным мирской цивилизацией, похожим на дикого зверя в глухих таежных дебрях. «Мотылек» Вячеслава Семенова, «Белый день» Михаила Лукачевского, «Посланник небес» Эдуарда Новикова, «Подснежники» Сергея Потапова, «Семенчик» Марины Калининой... Каждая картина – словно надрывный звук хомуса, разносящийся над безлюдными снегами, словно стужа и боль, не утихающие ни на минуту. Вместе с тем они сродни сиянию. Мягкому, трепетному и одновременно непоколебимому, словно вера в жизнь. И мы вдруг понимаем, что кадры, утопающие в пессимистичной грязи серых тонов, будь то мытарства мальчишки, обреченного на жизнь с матерью-алкоголичкой, или неизлечимая болезнь... Все эти кадры – не самоцель, а лишь ментальные способы достижения истины.
«Нарспи», напротив, подкупает непроходимым солнечным светом, смело, откровенно, во что бы то ни стало, сквозь изначальный трагизм и обреченность. То, чего визуально не хватает у якутов...
Итак, все составляющие вновь слились в неповторимом синтезе. Минимум средств. Лишь несколько деревянных конструкций, задник из черного глянца и световые доминанты. Высокие кусты зеленых лучей, дымчатые и переливающиеся, подражают дремучему лесу, укрывающему под своими ветвистыми сводами юных влюбленных. Серебристые шпаги, пронзающие пространство, ранят в самое сердце. Чистейшая желтизна имитирует восход солнца. А красные вспышки? Быть может, это гнев языческих богов, сурово вершащих судьбы? Музыка Николая Казакова, купающаяся в облаке фраз либреттиста Бориса Чиндыкова – это концентрированный раствор линий, оттенков и пятен. Темы влюбленных похожи на меланхоличных лебедей, покачивающихся на прозрачных волнах невесомой фактуры. Томные напевы, орошенные перезвоном монист и поначалу робко замирающие на месте, вдруг взмывают ввысь, захватывая аршинные диапазоны и расправляя крылья. По-прежнему завораживает дуэт Александры Казаковой и Александра Васильева, тонко и виртуозно всколыхнувших историю любви Нарспи и Сетнера. Но не все так радужно, и порой в оркестровом сопровождении угадывается тяжелая поступь траурного марша. Тем более символично звучит лейтмотив рока, стрелой пронзающий увертюру и вторгающийся в узловые моменты действия.
Вокальные партии родителей Нарспи в исполнении Маргариты Финогентовой и Константина Москалева угловаты и больше похожи на речитатив с изобилием резких, неказистых скачков и диссонирующих гармоний. Не менее интересен музыкальный «окрас» Тхтамана, обескураживающий горькой смесью джаза и шансона. Выезжая на телеге в окружении своей «банды», герой Константина Ефремова напоминает царя Ирода из рок-оперы Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос – суперзвезда». Образ Предсказателя в воплощении Анатолия Данилова, напротив, статичен и ассоциируется с языческим богом Тура. Его силуэт вырастает в бездонном дупле ночного мрака подобно угрожающему призраку. Монотонная речь героя, лишенная эмоциональных всплесков, облачена в  пугающий аскетизм. Напряжение драматургических виражей снимают «выпады» Свахи Натальи Головиной и массовые сцены ансамбля «Сеспель» и шоу-балета «Nota «G». Плясовые, игровые, свадебные песни и наигрыши, представленные в красочной аранжировке Валерия Игнатьева и Александра Белоусова, броско и рельефно «лепят» картину жизни деревни Сильби. Пряный «говорок» национальных инструментов и синкопированные ритмы, задающие энергичный тон сценам гуляний, заставляют слушателей всецело подчиниться эмоциональной силе чувашских мелодий.
Однако хор не только веселится или веселит. На протяжении всего фильма-спектакля он комментирует действие, словно в античной трагедии. Достаточно вспомнить его отрешенные унисоны, пропитанные интонациями древних обрядовых заклинаний. Обнаженные торсы мужчин подчеркивают звериную сущность беснующейся толпы, исступленно бьющей в бубны и ударяющей о землю ритуальным посохом. Воздух сковывает покосившийся плетень, намекающий то на стволы деревьев, то на решетку темницы, то на кривые заостренные копья. Костюмы Валентина Федорова завораживают уникальным симбиозом диковинной, почти музейной архаики и кричащей повседневности: джинсы, платья, футболки, шарфы и гетры буквально тонут в  национальных узорах. Традиционные лапти сменяют кроссовки, кеды и гриндерсы. Не менее остроумно «сделаны» женские головные уборы, будь то тухъя или хушпу. Все они похожи на высокие вазы, усеянные ослепительными блестками и увешанные разноцветными пампушками. И вроде все как в старые добрые времена, но вместе с тем иначе, в преломлении объективов и камер.